Пьер Буль. Планета обезьян - ЧАСТЬ ВТОРАЯ
4
— Ты, видимо, не представляешь, какие опасности тебе угрожают у нас? — спросила Зира.
— Кое с какими я уже познакомился. Но мне кажется, если выяснится, кто я такой, — а я могу теперь представить необходимые доказательства — обезьяны должны будут меня признать, как своего собрата по разуму.
— Вот как раз в этом ты ошибаешься. Слушай меня внимательно…
Мы прогуливались по парку. Аллеи его были пустынны, лишь изредка нам встречались влюбленные парочки, почти не обращавшие на меня внимания. Я же, со своей стороны, внимательно наблюдал за ними, решив не упустить ни одной возможности, чтобы поскорее изучить обычаи обезьян.
Влюбленные гуляли мелкими шажками, обняв друг друга за талию так, что их длинные руки образовывали тесное и сложное переплетение. На поворотах аллей они часто останавливались и обменивались поцелуями. Иногда, оглянувшись по сторонам, они хватались за нижние ветви и взбирались на деревья. Проделывали они это, не разнимая объятий, — каждый действовал одной рукой и одной ногой с завидной ловкостью, и уже через мгновение влюбленные исчезали в листве.
— Слушай меня, — говорила Зира. — Твой космический катер, — я уже подробно объяснил ей, как мы высадились на планету, — твой катер обнаружен, во всяком случае то, что от него осталось после разгрома. Он привлек внимание наших ученых. Специалисты признали, что он не мог быть построен на Сороре.
— А у вас есть аналогичные аппараты?
— Есть, но не такие совершенные. Судя по твоим рассказам, мы намного отстали от вас. Однако мы уже запустили несколько искусственных спутников и последний даже с живым существом, с человеком. К сожалению, мы не могли его вернуть, и нам пришлось его взорвать в полете.
— Понимаю, — сказал я задумчиво. — Значит, вы тоже используете людей для подобных экспериментов.
— Приходится… Итак, твоя ракета была обнаружена.
— А наш корабль, который вращается вокруг Сороры вот уже два с лишним месяца?
— Об этом я ничего не слышала. Видимо, наши астрономы его не засекли. Однако не прерывай меня на каждом слове! Ученые выдвинули гипотезу, что твоя ракета прилетела с другой планеты нашей звездной системы и что в ней были пассажиры. Дальше этого они не пошли. Никому и в голову не приходит, что эти разумные существа могут иметь обличие людей!
— Но, Зира, надо им это сказать! — воскликнул я. — Мне надоело быть пленником даже в самой удобной из клеток, даже когда обо мне заботишься ты. Почему ты меня прячешь? Почему не открыть правду всем остальным?
Зира остановилась, оглянулась по сторонам и положила руку мне на плечо.
— Почему? Только ради тебя самого. Ты знаешь Зайуса?
— Конечно. Я даже хотел о нем поговорить. Но при чем здесь он?
— Ты заметил, как он воспринял твои первые попытки доказать, что ты разумное существо? Знаешь ли ты, что я сто раз пыталась его прощупать по этому поводу и хотя бы намекнуть, — о, совсем осторожно намекнуть! — что, несмотря на внешний вид, ты все-таки, может быть, не совсем животное?
— Я знаю только, что вы часто спорили и, кажется, не пришли к согласию.
— Он упрям, как осел, и глуп, как человек! — взорвалась Зира. — Но что делать? Таковы почти все орангутанги. Он объявил раз и навсегда, что все твои способности объясняются высокоразвитым животным инстинктом, и теперь ничто не заставит его изменить свое мнение. К несчастью, он уже написал о тебе целую диссертацию, в которой доказывает, что ты ученый человек, то есть человек, очевидно, уже побывавший в плену, выдрессированный прежним хозяином и способный бессознательно выполнять определенные трюки.
— Глупое животное!
— Согласна. Однако вся беда в том, что он представляет официальную науку и пользуется большим влиянием. В институте он занимает один из самых высоких постов, поэтому все мои предложения проходят через его руки. Я убеждена, что, если, я попытаюсь рассказать о тебе правду, как ты настаиваешь, Зайус просто обвинит меня в научной недобросовестности. Меня уволят. Это бы все пустяки, но знаешь ли ты, что может случиться с тобой?
— А что может быть ужаснее жизни в клетке?
— Неблагодарный! Ты даже не подозреваешь, на какие уловки мне пришлось пуститься, чтобы тебя не переместили в энцефалическую лабораторию! Зайус не остановился бы ни перед чем, если бы я продолжала ему доказывать, что ты являешься разумным существом.
— А что такое энцефалическая лаборатория? — спросил я встревоженно.
— Лаборатория, где мы производим некоторые тонкие операции на живом мозге: пересадки тканей, поиски и раздражение нервных центров, частичное или полное выключение мозговых долей.
— И вы проделываете подобные опыты на людях?
— Разумеется. Мозг человека, как и вся его анатомия, ближе всего подходит по строению к нашему. Нам просто повезло, что природа создала животное, на котором мы можем изучать нашу собственную физиологию. Люди служат нам и для других опытов, но об этом ты узнаешь позднее. Как раз сейчас мы приступили к чрезвычайно важным исследованиям…
— …Требующим значительных пополнений человеческого материала?
— Да, значительных. Этим и объясняются облавы в джунглях, восполняющие наши запасы. К сожалению, облавы организуют гориллы, и мы не можем лишить их любимого развлечения — ружейной охоты. А из-за этого огромное количество материала оказывается потерянным для науки.
— Действительно, факт, достойный сожаления, — процедил я, поджав губы. — Однако вернемся к моей скромной особе…
— Теперь ты понимаешь, почему я решила сохранить все в тайне?
— Неужели я обречен до конца дней своих сидеть за решеткой?
— Нет, если только мой план удастся. Но ты не должен себя выдавать, пока не наступит благоприятный момент и пока все козыри не будут у нас на руках. Вот что я предлагаю: через месяц откроется ежегодный конгресс биологов. Это большое событие. На открытии будет огромное количество народу и в том числе представители всех крупнейших газет. А у нас общественное мнение играет такую роль, что с ним вынуждены считаться не только Зайус, не только все орангутанги, вместе взятые, но даже гориллы. Вот этим ты и должен воспользоваться. Ты должен открыть свою тайну перед всем конгрессом во время заседания, ибо ты будешь на нем присутствовать: как я уже сказала, Зайус написал длиннющий доклад о тебе и твоем пресловутом инстинкте, и он сам приведет тебя в качестве экспоната. Но когда наступит его черед, лучше будет, если ты сам возьмешь слово и все объяснишь. Это будет такой сенсацией, что Зайус не сможет тебе помешать. Остальное зависит только от тебя. Ты должен говорить четко и ясно, чтобы убедить ученых, публику и журналистов, как ты сумел убедить меня.
— А если Зайус и другие орангутанги заупрямятся?
— Гориллы, вынужденные считаться с общественным мнением, поставят этих идиотов на место. Кстати, не все орангутанги так глупы, как Зайус, и, наконец, среди ученых есть несколько шимпанзе, которых пришлось сделать академиками за их выдающиеся открытия. Один из них — Корнелий, мой жених. С ним, и только с ним одним я уже говорила о тебе. Он обещал выступить в твою защиту. Разумеется, сначала он хочет познакомиться с тобой и проверить все, что я ему рассказала, — слишком уж это кажется невероятным! Кстати, отчасти для этого я и привела тебя сюда. Сегодня Корнелий назначил мне здесь свидание и должен скоро прийти.
Корнелий ожидал нас возле группы гигантских папоротников. Это был симпатичный шимпанзе, разумеется, более взрослый, чем Зира, но все-таки слишком уж молодой для почтенного академика. С первого же мгновения я был поражен глубиной его взгляда, необычайно живого и проницательного.
— Ну, как ты его находишь? — тихонько спросила меня Зира по-французски.
Судя по такому вопросу, я, видимо, окончательно завоевал доверие этой самочки-шимпанзе. В ответ я пробормотал несколько восхищенных замечаний, и мы подошли к Корнелию.
Жених и невеста обнялись, как обнимались все парочки в этом парке. Корнелий обвил Зиру руками, даже не взглянув в мою сторону. Было ясно, что, несмотря на все ее рассказы обо мне, я для него значил не больше, чем ручной домашний зверь. Да и сама Зира на мгновение забыла обо мне, и губы влюбленных слились в долгом поцелуе. Затем Зира вздрогнула, быстро отстранилась и смущенно потупила взор.
— Что с тобой, дорогая? — удивился Корнелий. — Ведь мы одни!
— Извините, но я тоже здесь, — с достоинством проговорил я на самом лучшем обезьяньем языке, на какой был способен.
— Что?! — вскричал шимпанзе, отскакивая в сторону.
— Я сказал: я тоже здесь. К сожалению, вынужден вам об этом напомнить. Ваши объятия и поцелуи меня нисколько не стесняют, но вы сами впоследствии можете упрекнуть меня в нескромности.
— Черт бы меня побрал! — завопил ученый шимпанзе.
Зира расхохоталась и представила нас друг другу.
— Доктор Корнелий, член академии, — сказала она. — Улисс Меру, житель одной из планет солнечной системы, точнее — житель Земли.
— Счастлив с вами познакомиться, — проговорил я. — Зира мне о вас рассказывала. Рад, что у вас такая очаровательная невеста. Примите мои поздравления.
Тут я протянул ему руку, но Корнелий отскочил назад, словно увидел возникшую перед ним змею.
— Значит, это правда? — пробормотал он, ошалело глядя на Зиру.
— Милый, разве я тебе когда-нибудь лгала?
Корнелий овладел собой: он был настоящим ученым. После недолгих колебаний шимпанзе пожал мне руку.
— Как поживаете? — спросил он.
— Благодарю вас, — ответил я. — Еще раз прошу меня извинить за мой… костюм.
— Он только об этом и думает, — смеясь, заметила Зира. — Прямо какая-то мания! Он даже не представляет, как он будет выглядеть в одежде.
— И вы действительно прибыли с этой… как ее?..
— С Земли, из солнечной системы.
По-видимому, до сих пор Корнелий мало верил словам Зиры, полагая, что все это какая-то мистификация. Но теперь он буквально забросал меня вопросами. Мы прогуливались мелкими шажками по парку: шимпанзе шли под руку впереди, а я на поводке за ними, чтобы не привлекать внимания прохожих. Однако мои ответы настолько поражали воображение Корнелия, что он то и дело останавливался, бросал свою невесту, и мы принимались спорить, стоя друг перед другом, размахивая руками, испещряя песок аллей всевозможными чертежами. Зира на нас не сердилась. Наоборот, видя, какое впечатление я произвел на ее жениха, она радовалась от души.
Разумеется, Корнелия больше всего заинтересовала эволюция рода человеческого на Земле, и он заставил меня несколько раз повторить все, что я об этом знаю. После этого он надолго погрузился в задумчивость. Затем он сказал, что моя информация, несомненно, представляет огромную ценность для науки вообще и для него в частности, особенно теперь, когда он приступил к чрезвычайно смелым исследованиям в области происхождения обезьян. Насколько я понял, он считал эту проблему далеко не решенной и не соглашался с общепринятыми теориями. Однако когда речь зашла о его собственных предположениях, он стал сдержанным, и в эту первую встречу я так от него ничего и не узнал. Как бы там ни было, я приобрел в его глазах неизмеримую ценность, и, видимо, он отдал бы все свое состояние, лишь бы заполучить меня в свою лабораторию.
Затем мы заговорили о моем положении и о Зайусе, чья глупость и слепое упрямство были Корнелию хорошо известны. Он одобрил план Зиры. И даже обещал подготовить почву для моего выступления, намекнув кое-кому из своих коллег, что в моем случае много неясного и таинственного.
Когда мы расставались, Корнелий без колебаний протянул мне руку, проверив на всякий случай, нет ли поблизости посторонних. Потом он поцеловал свою невесту и удалился, оглядываясь через плечо, словно для того, чтобы убедиться, что я ему не привиделся во сне.
— Какой приятный молодой шимпанзе, — сказал я Зире, когда мы возвращались к машине.
— И очень крупный ученый, — добавила она. — Я уверена, при его поддержке ты сумеешь убедить конгресс.
— Зира, — прошептал я ей на ухо, устроившись на заднем сиденье, — я обязан тебе свободой и жизнью.
Только теперь я понял, как много она для меня делала с первого же дня моего плена. Без нее мне бы никогда не удалось установить контакт с обезьяньим миром. Зайус вполне мог бы удалить у меня мозг, лишь бы доказать, что я не являюсь мыслящим существом. Благодаря Зире теперь у меня были союзники, и я мог смотреть в будущее с некоторой долей оптимизма.
— Я это делала из любви к науке, — ответила Зира, краснея. — Твой случай уникален, и я должна была сохранить тебя любой ценой.
Я не знал, как выразить мою признательность. Покоренный взглядом ее мудрых глаз, я уже не видел обезьяньей морды. Рука моя сама легла на ее длинную волосатую лапку. Зира вздрогнула, и я прочел в ее взгляде сочувствие и нежность. Глубоко взволнованные, мы не произнесли на обратном пути ни слова.